Брянск глазами путешественницы
25 февраля 2021
В конце декабря 2020 года мы с сестрой и подругой решили доехать до Брянска. Двухэтажный поезд, четыре часа, домишки, пульсирующие огоньками. И вот уже вокзал, нас встречает Кристина. Тащит в маршрутку за 14 рублей, набитую народом в пуховиках, бурчащую. Мы искренне настолько социальные навыки порастеряли, что долго не решаемся передать вперёд за проезд (что, само по себе, слегка пугает), потом валимся на людей, оттаптываем все возможные пятки, спотыкаемся об себя же, не можем уже дышать. Наконец – наша. Вот тебе и приключение, ещё даже не отправились в поход.
Брянск был Дебрянском, ещё в Ипатьевской летописи от 1146 года, но никто точно не знает. А знают, что Дебрянск от «дьбрь» - это горный склон, долина или низина, густо поросшая лесом.
- Это город сирени, - сказала мне местная Кристина, авантюрная путешественница.
- Это город гопников, - сказала мне местная Даша, сбежавшая в Москву учиться журналистике.
Кристинин дом – низенький и розоватый, с подтёками грязи (до чего может быть грязь элегантна!), таксисты радушно взмывают на крутые холмы. Окраины ограняют деревенские домишки. В центре – эти же развалившиеся, потасканные домишки обустроены в арт-пространства и кофейни. В центре же – кладбище идолов, деревянных, имени Алексея Толстого. Самая нежная там – Деснянка (во имя Десны, Брянск обрамляющей), ещё есть ода Мудрости – ссохшегося измотыженного дедули, и Бабья избушка, курьими ножками отвёрнута к стадиону «Динамо». А знали вы, что избушка, поворачиваясь к путникам лицом, из царства мёртвых опасливо высовывается, но потом путников к себе забирает?
Лесов в Брянске уж точно больше, чем зданий. Настолько больше, что ёлки в центре города наряжали не спиленные, а растущие и здоровенные. На то он и Дебрянск.
Брянский вокзал недалеко от центра. Оттуда в сторону Москвы ходит электричка до Козёлкино. В предновогодний день, когда мы туда прибыли, Козёлкино было залито светом – солнца и снега. Пушистая, восторженная стель. Пара домишек. Километров 8 до медвежьих печ.
- Почему печи, почему медвежьи?
- Кто же их знает. Думают, бывало тут лежбище медведей, зимой они так тепло дрыхли, что кругом сделались печи. А может, тут болота были раньше, а сейчас иссохли, и болота грели, созывали медведей.
На Медвежьих печах недавно раскопали стоянку партизанского отряда Дмитрия Кравцова. Очередное памятное место памятной войны. Кристина много рассказывала, как раскапывать его собирались десятки людей, как устанавливали Кравцову памятник, мемориальную доску, цивильный туалет. И меня так порадовало, что собирались десятки людей, в солнечный морозный день на свежем воздухе, восторженные общей целью и энергией. А не то что война.
Как вы поняли, у «Медвежьих печ» неплохо стоять даже зимой, с палаткой и тёплыми спальниками. Там разрыто кострище, есть мусорные баки и если в печах заблудитесь, скорее всего, вас быстро найдут.
Возвращались мы предпоследней электричкой. 8 километров до неё уже не казались пустяковыми. Под тусклое зудение налобных фонарей и скупое звёздное бормотанье. Дорогу, которой до печ прибыли, теперь видно не было, поэтому пришлось тропить по новой, проваливаясь и проваливаясь в снег. А мокрый снег подмораживает.
Но дома ждал тёплый ужин Кристининого мужчины, а на утро – его же блины. Они оба повёрнутые шагатели. С вазой карельских шишек вместо телевизора, низкой твёрдой кроватью (очень смахивающей на широкую циновку) и рассованными по всем углам верёвками, креплениями, тросами, вёслами. Удивительнейшие человеки. В общем, такое пристанище стоило любых морозных путей.
В городе больше 400 000 жителей, и пока мы по утру (перед обедней ласточкой до Москвы) гуляли, отовсюду вывиливали парочки, с дурацкими восторженными смешками или визгливыми спорами. Центральные кофейни – в покровительстве резвых, болтливых девчонок, которые в перерывах между посетителями поглядывают нетфликс.
Центральная площадь Карла Маркса ни названием, ни видом не выделяется из череды огнистых выхоленных убежищ – для туристов и российской гордости, какие отводят взгляд от окраин и за-заборья. У набережной Десны в центре выстроена стеклянная высотка – гостиница. Рядом аллейка с убористыми арками и раскопками нечеловеческой грандиозности. Под ней конечно прилично гулять московским бизнесменам, прибывшим в Брянск на пару дней по своим неотложным. Пластмассовый островок для легковесных проныр и их бумажек. Яду моему есть объяснение: просто обидно, чертовски обидно прочуять город (хоть и поверхностно) в его самобытности, истории, оттенках, а потом наткнуться на очередные штампы, которые везде, и оттого нигде ни к месту. Им всегда нужно вылезти на самое видное место, служить «отборным» мира сего и заслонять глубинные слои пространства.
Но нет ничего важнее людей. Кристина повела на обратную сторону моста, к бродячим собакам и девчушке, их бесстрашно кормящей и ласкающей. А на обратном пути увидела замки на перилах моста и сообщила:
- Вы вот, наверное, думаете, что эти замочки влюблённых – символ крепости, верности. Вроде как на века. Но мост же над рекой. А река – уносит. Всё уносит: и грехи, и привязанности, и любовь. Язычники после бед и преступлений голыми в реку кидались, в течение. Считалось, что очищаются так, перерождаются. А они замочки свои вешают. Унесёт замочки и куда они!
Люди всё-таки шире штампов и стекляшек. Шире и сильнее. Оттого мне Брянск – город сирени, немного гопников, а больше всего – языческой изуверти, деревянного зодчества, мрачноватой Десны. И псов дворовых.
Напоследок Кристина сунула нам советов и сладостей, велела вступать во все турклубы Москвы, никогда не прекращать шагать. Мы отбывали назад всё в той же двухэтажной бесшумной ласточке, мимо тех же домишек, бурчащих уютом. Только быстро всё как-то оказалось. С примесью эзотерики: будто в ином мире побывали. Десна как Лета, которая из мира живых в мир мёртвых. И тревожно от этого, и утешительно.
А Брянск очарователен. Из-за людей.
