Заметки_из_Перми_2
21 февраля 2022
На Комсомольском проспекте Перми есть книжный «Азбука». Я зашла туда днём после долгой прогулки по набережной Камы и завтрака в местной блинной «Сковродка» (там самые разные и недорогие, вкуснейшие блины, а ещё борщ, пончики и чай). Книжный какой-то подпольный, не сетевой, хотя с Пиотровским не сравнится. Пиотровский есть ещё в екатеринбургском Ельцин-центре: там всегда качественная актуальная литература и, конечно, соответствующие качеству цены.
В «Азбуке» работает Дима. Диме 40. Он увлечённо и добросовестно объясняет каждому ищущему взгляду, что такое массовая литература и почему её лучше избегать. Я спросила у него про современных авторов (прежде всего, искала Пелевина). Он сунул «Омона Ра» и «Последний день опричника» (не самый, кстати, выдающийся роман Сорокина, как мне кажется). Но потом мы почему-то долго говорили о Камю.
Временами он подсовывал покупателям и покупательницам раннего Сорокина или Сашу Соколова (кроме «Школы для дураков», гениального и хрупкого текста, у него ещё «Палисандрия», «Между собакой и волком» как минимум). И под конец заговорщически мне шепнул: «Вечером Виана передам. Сборник рассказов, меня трясло, а читать больше некому».
Следующая ночь, на ледяном подоконнике, под глухие стоны военных самолётов (я долго пыталась выяснить их природу и назначение, но ни один местный из тех, с которыми разговаривала, ничего путного ответить не смог), вся была – Виана. Сначала «Мурашки», потом много всего, но по-особенному воспринялись «Прилежные ученики». Вот кусок:
- Ну как оно? – спросил Люн у Арлана.
- Хреново! – отвечал Арлан. – Подсунули мне, гады, старушенцию годов на 70, не меньше, а уж и костистая до чего, старая кобыла!...
- Всё ясно, - сказал Патон, - им больше не удаётся набирать для нас учебный материал в трущобах, вот они и выдают кого посытее. А такие – крепкий орешек.
- Ну вот это мне раз плюнуть, - обрадовался Арлан, - гляньте-ка, я тут чуток помозговал над своей дубинкой.
Он показал им своё изобретение. Конец дубинки был весьма изобретательно заострён.
- С лёту вмазывается! – сказал он.
На следующий день спросила его только: за что. Не ответил. Мы долго гуляли по центру, он показывал любимые места: от парка имени Горького (там много детских аттракционов) к саду имени Любимова, через магистральную Екатерининскую улицу к Театральному саду и Театру оперы и балета (часов в 12 дня там регулярно звучит невероятной красоты и силы хоровое пение).
- Эбон Александр – человек, у которого была клиническая смерть. А потом его спасли, и он написал книгу. [Работы этого автора я так и не смогла найти в пространстве интернета. Возможно, ошибаюсь в написании имени]. Он говорит, что – там – ничего нет: только любовь. Которая сильнее, чем романтическая любовь к человеку.
Через Советскую и (ниже) Монастырскую улицу – к набережной Камы.
- Я о политике говорить-то не буду. Вот был бы доступ к местной элите, центр онкологический бы построил. У нас только один и тот дряхлый. Мама болеет, в церковь уже ходить не может. Вот был бы у меня доступ к местной элите, - Дима показывает на богато оформленные коттеджи (с видом на реку).
10 лет назад Дима очутился в Москве, влюблённый в местную бухгалтерку. У которой долго жил, а потом – на правах мужа. Тогда Дима устроился в «Дом книги» на Соколе, нашёл в лице управляющего друга и проводника в мир текстов.
- Да, мне нравилось там больше. Просто можно было разговаривать с друзьями о современной литературе. Потом у неё умер отец, всё изменилось. Да и денег не было. Пришлось развестись, уехать домой. Сейчас живу с мамой. Мама умирает. Но в Москву не вернусь, тут хоть квартира и мама… в церковь ходить не может. Хорошо у вас там: о книжках можете говорить, обсуждения вести.
Дима как бы всегда чуть-чуть спит. На вопросы о том, нужны ли нам (русским, или пермским, или вселенским жителям) перемены отвечает:
- Ну подождём. Лет 15 подождём и всё, без крови, само сгниёт. Мне пятьдесят пять лет будет.
Потом с упоением говорит о работе: как показывает взрослым экзистенциалистов, абсурдистов, обэриутов или Дэвида Митчелла, а детям – Кира Булычёва:
- У тебя, говорят, такие глаза горящие – почитаю. Так мне это нравится. Хочется иногда взять человека, тыкнуть его носом в книгу. А вдруг, с читающими, что-то у нас изменится…
Очень просит меня оставить пару моих книжек в местной библиотеке: «ладно?»:
- Когда был школьником, в классе дружить было не с кем, поэтому приходил в библиотеку. Но и там никто не помогал с книгами, поэтому брал, что было: фэнтези, китчевые детективы. С этого всё начиналось. Так ты оставишь книжку?
Мечтает Дима о семье, «только чтобы любовь правда, у меня уже было, а вдруг». Долго жалуется на плохой транспорт, высокие цены, местную элиту с московскими номерами, образование, коллег, и продолжает:
- Детей в Перми растить буду. А куда мне ещё? Пытался на железную дорогу устроиться, там 30 тысяч в месяц платят. Представляешь, 30! Но мест не осталось, хотели отправить в Нижний Тагил. Да и учиться там ещё 2 месяца надо. А мне кажется, время куда-то уходит, так хочу – с книжками… Книжки обсуждать, писать о них. Английский, жалко, не знаю. В Москве бы можно было выучить, думаю. Но больше не сунусь никогда.
Если долго идти вправо по набережной, дойдёшь до автостанции Пермь-1 и надписи (которая кажется одновременно ироничной и жизнеутверждающей): «Счастье не за горами!» Именно её можно найти в кадре из кинофильма режиссёра Александра Велединского, снятого по роману Алексея Иванова, «Географ глобус пропил». Меня там каждый раз охватывает какой-то необъяснимый восторг. И одновременно – страх.
Дима тем временем продолжает про родной город (и не только):
- А Перми куда ещё? Есть как есть. И вообще. У нас всё стабильно, стабильно плохо. Я не знаю, что будет, если мы пойдём вниз. Не знаю, что будет, – если вверх. Ты в общем почитай «Облачный атлас» и на Соколе загляни к управляющему, мне к маме пора…
Когда спросила, почему именно дети и только ли в них смысл, ответил, что иного смысла не найти. Почему-то дети снова и снова (такая, казалось бы, заезженная формула) – способ закрыть зудящие и тоскливые прошлые гештальты.
Я осталась у надписи. Кама шумела, вдоль набережной бегали люди – со своими собаками – и самолёты военные всё в тумане где-то над городом выли. С ними вылось.
